ЛОЖНЫЕ ЦЕННОСТИ
Гадя обитал в самом дальнем и темном деннике, в глухом конце конюшни. Рядом располагалась только тесная подсобка, забитая лопатами, вилами, метлами, а также пустыми пыльными мешками, мотками тюковой бечевки, старыми ржавыми подковами, изгвазданными рабочими перчатками и прочим хозяйственным хламом. Денник напротив был отведен под кормовую и загроможден тюками сена, мешками отрубей, ведрами да гарнцами. В таком соседстве и жил Гадя, будто какая-нибудь ветошь, задвинутая с глаз долой в темный уголок.
Прозвище свое Гадя получил от детей из спортивной группы, которые считали его в высшей степени гадким и злокозненным старикашкой. На самом деле вся "гадостность" Гади заключалась в том, что старый и мудрый бывший троеборец немедленно выявлял все прорехи и погрешности в езде своих юных всадников, словно самый чувствительный из радаров. Сделай все правильно – и храбрый старый конь прыгнет с тобой хоть Великую Китайскую стену, наломай дров – и Гадя сообщит тебе об этом лучше всякого тренера.
Когда-то дети повзрослеют и спохватятся. Они поймут, что когда тяжело в учении, потом бывает легко в бою. Поймут, что такие лошади как Гадя – лучшие учителя, каких только можно повстречать на пути к высоким достижениям в конном спорте. Пока же все хотели ездить на лошадях "с режимом автопилота". Эти покладистые животные давно научились игнорировать коряво применяемые средства управления. Они совершенно одинаково могли отпрыгать маршрут что с хорошим всадником, что с плохим. Иногда казалось, что они так же ровно и невозмутимо преодолевали бы препятствия и с мешком картошки на спине.
К вящей радости детей, молодые инструктора на своих занятиях всегда разрешали не вытаскивать томящегося Гадю из его унылого угла, а выбирать лошадок себе по душе. Только старый Сан Саныч на своих тренировках непременно велел кому-нибудь из группы седлать Гадю и оставался глух к нытью и жалобам.
Сан Саныча побаивались и не особо любили. На тренировках у Сан Саныча не забалуешь. Не поездишь в кедах или шортах и шлепанцах. Не выпросишь прыжковое занятие в дни, предназначенные для этой беспросветной и никому не нужной манежной езды. Не подурачишься с приятелями, сидя в седле задом наперед или стоя в полный рост на конском крупе. И даже не помыслишь о том, чтобы оставить после себя в конюшне беспорядок: бросить грязными ногавки или убрать в амуничник уздечку, не смыв хлопья липкой пены с трензеля. Молодые инструктора смотрели на все сквозь пальцы, но только не старый зануда Сан Саныч, требовавший дисциплины.
У него на занятиях также нельзя было в сердцах огреть лошадь хлыстом, когда та ошибалась. Коронным изречением старого тренера было "Если лошадь допустила ошибку, виноват всадник". И далее следовала нудная лекция о подходе к препятствию, пятках, корпусе, отдаче повода и прочей ерунде. Куда интереснее было с молодыми инструкторами, которые твердили о том, что лошадь обязана уважать всадника, и если она не желает подчиняться, то впору ей отведать хлыста. Вот это было просто и понятно.
Дети только порадовались, когда Сан Саныч почти перестал вести занятия. Стало больше веселых тренировок, на которых можно было делать все, что заблагорассудится, особенно когда молодые инструктора удалялись в беседку покурить или выпить чаю. Кроме того, все реже приходилось выуживать противного Гадю из его мрачного закоулка.
Приехав однажды на очередную тренировку, дети из спортивной группы увидели, что Сан Саныч собирает свой немногочисленный и нехитрый скарб. Перед уходом старый тренер прошел в самый дальний и темный денник на конюшне и долго прощался с Гадей. Он гладил умную гнедую голову коня, и его выцветшие, бледно-голубые глаза в складках пергаментной кожи слезились то ли от старости, то ли от чего-то совсем-совсем иного.
Больше Сан Саныч на конюшне не появлялся. Позже одно дитя, невзначай услышавшее приглушенные разговоры в конюшенных кулуарах, спросит дома, что такое "подковерные игры". Кто смог бы играть под ковром? И что значит "его ушли", так разве говорят?
А где-то через месяц после ухода Сан Саныча приехали люди на замызганном прицепе и увезли Гадю. Незадолго до этого молодые инструктора пообещали детям новую учебную лошадь. Вроде бы даже немецких кровей! Лошадь сравнительно молодая, и на ней, поди, можно будет выступать на соревнованиях! Однако, чтобы у них, детей, появилась эта новая, замечательная лошадь, нужно сперва освободить место, списав старого и даром жующего свой хлеб Гадю.
И дети стали мечтать о новой, чудесной лошади. Ее рисовали в тетрадках на скучных уроках, о ней взахлеб рассказывали родителям за чаем, о ней грезили перед сном и едва проснувшись. С жестокостью, которая бывает порой присуща детям, они ждали дня, когда вредного Гадю наконец увезут на мясо, чтобы на конюшне могла появиться обещанная новая лошадка…
***
Пройдут года, и ребята из спортивной группы станут взрослыми. Некоторые посвятят себя конному спорту, многие оставят его ради других занятий. У тех, кто был тогда помладше, Сан Саныч и Гадя скорее всего сотрутся из памяти, оставшись разве что бледным и неуловимым намеком на воспоминание, живущим где-то на дальних рубежах сознания. Но, возможно, кто-то из ребят постарше однажды вспомнит, с легким чувством ностальгии и вины, что имел честь видеть, как прощались Александр Александрович Карамзин, заслуженный мастер спорта, восьмикратный чемпион Всесоюзных соревнований по троеборью, неизменный член сборной на Чемпионатах Европы и Олимпийских играх, и его верный партнер, английский чистокровный Гардемарин, Олимпийский конь, и единственная лошадь в истории отечественного троеборья, которая побеждала во Всесоюзных соревнованиях четыре года кряду.
